АРМИЯ
Карусов
Пятница, 22.11.2024, 21:07


"...Цивилизация гибнет только у тех, кто сам её уничтожил.
И в этом была главная ошибка Карусов.
Они пожалели тех, кто сам уничтожил свои Миры и сам для себя ничего не стал делать, чтобы выжить на своих погибших планетах..."
 
Приветствую Вас Гость | RSS
  "Не забывайте, что за Вами стоит целая Армия людей, которым теперь надо объяснять все, что Вы поняли сами!"   [Новые сообщения · · Правила форума · Поиск · RSS ]
Моя личная История.
MargaritaДата: Среда, 22.01.2014, 17:45 | Сообщение # 1
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline


В этой теме предлагается делиться своими историями из Ваших семейных архивов, личными наблюдениями о том, как История Армии Карусов находит отражение в Истории Вашей семьи.





Возможно, знакомство с Историей Армии Карусов сподвигнуло вас на какой-нибудь решительный шаг, на осознание чего-то важного в жизни?

Если у Вас достаточно накоплено материала и семейная История выросла до размера Истории города, поселка и т.д., тогда смело начинайте тему вашего города в разделе "История Стран и Городов"
Прикрепления: 5154808.jpg (45.7 Kb)
 
MargaritaДата: Вторник, 12.07.2022, 14:56 | Сообщение # 316
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
Личная история Ретунской (Зубковой) Марии Дмитриевны.




Документ № 12
Ретунская (Зубкова) Мария Дмитриевна родилась в 1910 г. в с. Усть-Волчиха Алтайского края. Живет в д. Тутуяс Мысковского района Кемеровской области. Рассказ записала Полузятько Яна в декабре 1999 г.

Отец (1884 г. р) и мать (1885 г. р.) имели шестерых детей: четыре сына и две дочери. Мы с мужем имеем двух дочерей.
Про революцию только и помню, что - то красные придут, то белые. А мы всё по погребам прятались. До революции и до коллективизации тот хорошо жил, кто хорошо работал. Лодыри жили в бедности и нищете. На всю нашу деревню из 50 дворов был только один пьяница и дебошир. Он был сапожником.

С апреля по ноябрь у нас в деревне все работали от зари до зари: то посевная, то покос, то уборочная. На себя работали. Тяжести не замечали.
Одежду носили, в основном, самотканную. Сами вязали, сами шили, сами кожу выделывали, сами валенки катали. Из праздников отмечали только Пасху, Троицу и Петров день. Никаких свадеб, никаких дней рождения на период работы не было. Соблюдали все посты. Причем, очень строго. Это уже после революции все церкви разорили. Но люди в домах держали образа и тайком молились.

Раскулачивали всех, кто имел мало-мальски пригодное хозяйство. У нас с мужем был хороший пятистенный крестовый дом. Нас из него выселили и в доме сделали колхозную контору. А нам с мужем дали маленький домик. Да и то, потому, что муж был хорошим пчеловодом, и колхоз был заинтересован в нем. А так бы сослали… Муж был старше меня на 11 лет, знал грамоту. Вырос в богатой семье. Наследник. Постоянных батраков мы с ним не имели, но во время страды нанимали людей.
В 1937 году к нам в деревню со всего округа собрали арестованных мужиков. Их было человек 200. Никто не знал, за что их забрали. Только всех их утопили в проруби. До самой весны никому из родственников не разрешали даже подходить к реке.

Голод был. В колхозе работали за палочки, то есть, за трудодни. Большинство из нас были неграмотными. Нас обманывали. После уборочной всё сдадут государству, а колхозникам ничего не доставалось.

Уехать из колхоза было нельзя. Не было паспортов. Надо было иметь от колхоза справку, чтобы паспорт получить. Но её никто не давал. Так делалось, чтобы удержать рабочую силу. Молодых, правда, отпускали учиться в город. Но это только тех, кто 7 классов закончил.

После войны, уже при Хрущеве, разрешили держать одну корову, свинью и штук пять овец. Лошадь иметь можно было только инвалиду. Земли выделяли 15-20 соток. Да в поле разрешали использовать 50 соток. Но такие налоги были! Молока, например, в доме оставалось только на то, чтобы "забелить" чай.
Про политику люди говорили мало. Информацию получить было негде. Но выборы были для всех праздником. Приходили голосовать все. Помню, для тех, кто приходил в 6 часов утра, накрывали стол и подносили по стопке водки. А в клубе весь день шли концерты.

Вы поглядите, что сейчас в стране делается! Сильно быстро решили сделать реформы. Широко шагнули, и штаны порвали. Производство забросили. А хотят импортные "сникерсы" есть. Но в долг долго не проживешь!
Источник: https://u.to/j4QyHA
Прикрепления: 8045564.jpg (165.4 Kb)
 
АлександраДата: Суббота, 16.07.2022, 08:34 | Сообщение # 317
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 4066
Статус: Offline
***
Маргарита: Я помню, как моя мама пересказывала историю семьи. Она говорила про то, как мой прадед ходил воевать на войну.
Я ее поправила: не на войну, а на Первую Мировую войну.
Мама и согласилась, пусть будет Первая Мировая...
А мне бы слушать надо было и не поправлять своими глупыми замечаниями. Потому что во время "нашей" Первой Мировой войны современники даже и не догадывались, что она Первая.
Когда моя старая тётушка говорила "аггел", мне не надо было её высмеивать и поправлять: правильно называть "ангел". А когда она произносила имя своего брата - Иванко, то это имя, произнесенное не на украинский манер, а имя в Звательном падеже Армейского (латинского) языка.

_______________

Старики в СССР говорили просто "Война" и не делили её на части. Она как началась с Удара, так потом и шла весь 20-й век. 03.09.1956 года - это дата Гибели Армии, как Государства и Раздел планеты. А война тут же продолжилась, но уже между красными (серыми) за передел сферы влияния.

Моя мать говорила не автострада, а автострата. От слова: "Стрит" - улица, дорога. Руско-латинский, руско-английский, Ангел-Френч.
 
MargaritaДата: Суббота, 16.07.2022, 08:38 | Сообщение # 318
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
***
Елена: Я поняла так.
До революции у многих были долгосрочные договоры. И земля, и средства производства были бесплатны.
Платы за аренду земли не было. Только налоги. Возможно, что у многих были договора с администрацией Bella Arm.
Революция, перехват власти большевиками. Налоги выросли значительно.
Потом коллективизация. Появилась арендная плата. И средства производства нужно было "вернуть новой власти", "выкупить". Отдать новой власти, вступить в колхоз. Естественно такой возможности ни у кого не было.
Все это происходило без вынесения решения каких-либо структур "власти". Анархия и криминал, бандитизм.
Было разрешено на местах и не уполномоченным забирать имущество "кулаков". Решили, что "кулак", ограбили, донесли, сослали.

________________

Елена, нет.
Как я понимаю, последовательность событий следующая:
- Удар по планете, 1924 год, Великая война, Агро-Промкомплексы разрушены, оголтелая приватизация началась,
- Период разграбления, НЭП, у некоторых - это время жизни "при царе": с 1924 г. по 1929 г., (вот с этого времени все личные истории и начинаются: "не бедствовали, жили своим трудом"), если и были "договора", то уже не с Армейскими, а с братвой.
- Революция. Во всех личных историях люди под революцией понимают не ту революцию, о которой нам рассказывали в школе! Революция у них - это ссора между братвой, между красными: друг с другом - в 1929 году.

Никаких "коров и лошадей, овец и кур "быть не могло до Удара! Зачем жить первобытно-общинным строем?

Всему старшему поколению внушили, что "революция" у них случилась не в 1929 году, а как по книжке: в 1917 (несуществовавшем) году. Когда в личных историях идут слова о том, что "прятались в подвале, как от белых, так и от красных", так это они между собой воевали, Армейское имущество делили. О подлинной Белой Армии никто не рассказывает.

А про Удар и как жили до Удара, о Великой войне - ни одной личной истории нет.
А это комментарий Сандры.

Я всегда удивлялась, почему моя бабушка не рассказывала мне про царя, революцию 1917 года и про Ленина, как будто всего этого никогда не было. Революция у нее - это 1929-1930 гг. Именно в это время у них в деревне появляются "большевики". А до этого - "хорошо и богато жили: работали на себя, коровы и лошади...". А до этого - война, на которой был
мой прадед. А про то, что было "до войны" и как вся деревня строилась у заполненной водой ядерной воронки – молчала.
 
MargaritaДата: Суббота, 16.07.2022, 08:53 | Сообщение # 319
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
Личная история Благовещенской (Поздняковой) Марии Гавриловны.




Документ № 13
Благовещенская (Позднякова) Мария Гавриловна родилась в 1910 году в с. Грязное Курской области. Живет Кемерово. Рассказ записала правнучка Благовещенская Ольга в марте 2000 г.

Семья наша состояла из отца, матери и 14 детей. Жили мы дружно, уважали отца, берегли мать. В 19 лет я вышла замуж за такого же деревенского парня, какими были все у нас в деревне, в 1931 году родила сына.

Коллективизация ассоциируется с насилием и бесправием, никто не спрашивал мнение народа, всех "сгоняли" в колхозы. В деревне люди издавна привыкли работать сообща, часто на 2-3 семьи, имели общую мельницу, где каждый занимался тем, что у него получалось лучше всего, а коллективизацию с радостью восприняли немногие.

Родители были против коллективизации, хотя старались молчать - боялись за семью. Её проводили бедняки, то есть, это, прежде всего, лодыри. А таких людей, которые не хотели работать, всегда было много. Но в деревне, несомненно, были и середняки, которые активно трудились на своем хозяйстве, продавали излишки урожая. Такие-то семьи, прежде всего, и подвергались раскулачиванию. Наша семья относилась как раз к таким: мы имели корову, лошадь, держали поросят, исправно обрабатывали землю, зимой ткали и пряли. Хотя нельзя сказать, что жили богато, но в достатке. Нас все-таки раскулачили: отобрали скот и всё имущество. Насильно, без разбора.

Отец так переживал, что вскоре умер от сердечного приступа. Отношение односельчан к кулакам было неоднозначным. Работящие люди кулаками их не считали, а бездельники желали, чтобы раскулачивание проходило более жестоко. Со стороны властей к раскулачиваемым применялись всевозможные жесткие репрессивные меры. Всех, кто сопротивлялся раскулачиванию, выселяли в "Соловки", на Колыму и в другие отдаленные места. Так, мою сестру с семьей выселили на север. В чем были одеты, в том и, с голой душой, отправили этапом. Двое ее детей умерли по дороге от голода и мороза.

Долгое время после коллективизации деревня оставалась крайне бедной. Но в период пика коллективизации это выразилось наиболее остро.
Для вовлечения в колхозы применялись добровольно-принудительные методы. Бездельники шли добровольно, так как понимали, что за счет колхоза будут всегда иметь пропитание, а работяги не желали, чтобы за счет их труда жили другие люди. Они ясно представляли, что колхоз грозит общей уравниловкой. Поэтому противников коллективизации сгоняли в колхоз силой.

Конфискации подлежало все: скот, имущество. Их дома брали под сельсоветы. При такой ситуации не обходилось без возмущений. Но это моментально подавлялось властями. А такие факты скрывались от народа. Противников коллективизации бесшумно арестовывали и ссылали. А люди узнавали об этом лишь по слухам. Сведения о выселенных, конечно, поступали, но они были далеко не радостными. Власти внушали людям, что коллективизация проходит замечательно. А жизнь людей вот-вот наладится.
Активистами колхозов становились те, кто безгранично поверил в пропаганду. Бывало, доходило до фанатизма. Чаще это были легкомысленные люди, которым все равно терять было нечего.

Председателя колхоза выбирали из активистов, которых знала вся деревня и, который пользовались авторитетом у вышестоящих властей. Чаще председателями становились люди хорошо знавшие крестьянское дело и умевшие влиять на селян. Но к председателям отношение людей сначала было настороженным.
Одежда, быт и пища крестьян до и после коллективизации мало чем изменились и оставались скудными. К столу подавался чугунок картошки с капустой и изредка мясом. Правда, только до коллективизации каждый член семьи имел кусочек сахара к чаю. В колхозах уже этого не было.

Рабочий день колхозника был от зари до зари, без механизированного труда. Что заработал по трудодням, то и получал. Но эти деньги измерялись копейками, а часто и этих копеек не было вообще.

Воровство колхозного добра процветало. Люди считали, что в колхозе "все не мое", поэтому и воровали. До сих пор помнится закон о "колосках" и "горсти гороха", когда людей сажали в тюрьму за подобранный в поле колосок или стручок гороха, в то время как нация погибала от голода. Дома же в деревне на замки не закрывали, потому что закрывать было нечего - бедность. Другой причиной было то, что у людей было сознание совести и вера в Бога. Это ни то, что потом, когда перестали верить в Бога вообще и потеряли совесть.

В деревне всегда были пьяницы. Несмотря на пропаганду трезвости, после коллективизации, от этой вредной привычки мужчин отучить так и не удалось, женщины же не пили ничего и считали пьянство позорным.

Мечта о роспуске колхоза у некоторых оставалась. Это были люди, умеющие организовывать свой труд самостоятельно и желавшие иметь собственное дело. Другие же наоборот восхищались созданием колхозов, так как их больше устраивало жить в колхозе, как за каменной стеной, ни о чем не думать, ни за что не отвечать.
Многих односельчан, наших друзей, знакомых вскоре назвали врагами народа и репрессировали. Людей забирали неожиданно, и большинство из них уже не возвращались. Обстоятельства и факты тщательно скрывались. У одной нашей соседки забрали мужа, и только через несколько лет она узнала, что его вместе с другими врагами народа согнали в заброшенную шахту и погребли заживо под землей. Все понимали, что людей чаще всего забирали без вины, но никто не протестовал, все молчали. Из-за страха за жизнь.
Был голод. В 1931-33 годах голод коснулся и нас. Взрослые приберегали скудную пищу детям, а сами "пухли" от голода. Это обстоятельство заставило нас покинуть центральную Россию и переехать в Кузбасс, где мы спаслись благодаря картофелю и другим местным овощам. В военные же годы в Сибири голод не коснулся моей семьи, так как работали на заводе и стабильно получали хлеб по карточкам, а все остальное выращивали на подсобном хозяйстве.

В колхозе долгое время пенсионеров не было - работали все. Никто не учитывал стаж работы. Не было никаких социальных пособий. Люди не имели даже паспортов, чтобы не смогли уехать из села в город.

Когда началась война не все охотно пошли добровольцами на фронт. Украинцы, жители центра России часто пытались отсидеться дома. Сибиряки же понимали всю важность участия в войне и с большим желанием шли на фронт, так как менее избалованы и более ответственны. Даже по статистике из погибших на полях сражения Великой Отечественной войны большая часть - сибиряки.

После войны жить стало лучше только тогда, когда восстановилось государство в целом. Хотя по-прежнему были высокие налоги, ограничения на ведение личного хозяйства. Например, на семью нельзя было иметь больше одного поросенка, невзирая на количество человек в семье. Ограничения доходили до абсурда, но приходилось мириться и с этим.
Жизнь была тяжела, но люди оставались жить в селе, потому что были две причины. Во-первых, они были прикованы к земле теми условиями, которые создали власти. Во-вторых, молодежи рассказывали о замечательной сельской жизни, необходимость поднимать сельское хозяйство. Они добровольно не покидали деревни.

С установлением советской власти образование было объявлено обязательным для всех. Учиться пошли многие. За счет вечерних школ и училищ учиться, смогли не только дети, но и взрослые, поэтому уровень образования населения резко возрос. Единственным недостатком было то, что в деревне обычно не было десятилетней школы, а учиться в райцентр, детей не отпускали родители, да и на учебу времени у людей оставалось немного, так как нужно было работать в колхозе.

Преимуществом послеколлективизационного времени стало то, что начали учитываться духовные потребности населения: появилось множество сельских клубов с кружками художественной самодеятельности, "избы-читальни". Данные изменения с радостью были восприняты крестьянами.

Только борьба с церквями никого не устраивала. У глубоко верующего населения вдруг насильно отобрали вещественное воплощение веры. Но сама вера в Бога у большинства семей осталась такой же нерушимой. Церкви же закрывались, потому что власть видела в них непосредственную себе угрозу. Ведь при социализме не должно быть другой веры, кроме как в партию и светлое социалистическое будущее. Да и сами священники восставали против советской власти.
О политике и Сталине в семье разговоров не было. Так как любой разговор мог быть подслушан, и по 58 статье за лишние слова ненароком можно было угодить в тюрьму. Сталина в душе уважали за его желание построить цветущее государство. Но боялись ещё больше.

Нищету в колхозе называли одним словом - голытьба. Хорошо в колхозе жили руководители и механизаторы.
Наша жизнь началась в деревне, но постепенно все мои братья и сестры все-таки переехали в город, где легче жить. В городе живут их дети и внуки.
В том, что деревня не может выбраться из нищеты до сих пор, я считаю, виновата бездарность руководителей. Мы умеем работать, но не хотим. Нужен умный талантливый человек, который смог бы этот труд организовать.

Вся жизнь моя прошла только в работе. За границей я не была ни разу, да о ней мы многие десятилетия и не знали. На курорты тоже не ездила - не было возможности. Мебель, телевизор, машинка у нас постепенно появились. Но даже эти необходимые вещи мы наживали долгие годы.
Я отрицательно отношусь к закрытию заводов в последние годы. Жаль людей, которые не могут найти работу. Появилась возможность открыть свое дело. Но и на этом пути множество препятствий.
Сейчас человек обрел свободу. Но он далеко не всегда может себя реализовать, найти свое место в обществе.
Источник: https://u.to/j4QyHA
Прикрепления: 6501169.jpg (362.3 Kb)
 
MargaritaДата: Суббота, 06.08.2022, 12:49 | Сообщение # 320
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
Личная история Марьиной Настасьи Федосеевны.



Документ № 14
Марьина Настасья Федосеевна родилась в 1912 г. в д. Балахоновка Кемеровской области. Живет там же. Рассказ записала Лопатина Наталия в августе 1999 г. (спецэкспедиция фонда "Исторические исследования").

Я родилась 1912 г. в Сибири. Раньше так говорили - в Сибири или в России. Родители были середняками: две коровы, два коня, чушки. Как строили колхоз, не помню. Помню, сами колхозы. Из всей памяти о колхозах осталось, что мы работали, работали… День работаешь в поле, ночью идешь в амбар урожай сортировать или на сушилку зерно сушить. Раньше поля вручную пололи. И дети работали в колхозе. А как же!

Знаете, сколько за такую работу мы получали (смеется). Ничего мы не получали! Частушка такая была: "Колхознички-канареечки, поработай год без копеечки". (1) Было даже так, что работали мы, работали, но и 300 граммов хлеба на трудодень не получали. Живи, как хочешь! Сдавали всё государству, а себе ничего нам не оставляли. Получали за работу всего один раз в год.

Год прошел, а получать нечего! Бывало, правда, когда земля уродит, получали по два, а однажды по восемь килограммов зерна на трудодень. Голодали! А в карман даже гороху нельзя было взять. Судили! Были у нас такие случаи. Помню, одна тетенька в кармане фартука натаскала с зерносушилки ведерка два зерна. Так ее судили! Сколько ей дали, уж и не припомню.

Судили и за то, что кто-то на работу не выходил. О! Нельзя было не ходить на работу! Я как-то ногу прорубила, когда пни корчевала. Но и с такой раной нельзя было дома сидеть. Это не считалось уважительной причиной. Я ходить не могла, а меня всё равно поставили на работу. Правда, поставили в пожарку. Я должна была не только следить, где, что загорелось, но и со всем пожарным хозяйством управляться. Я ходить не могу, а коней в пожарке надо напоить, накормить... День и ночь мы в колхозе работали.

Больничных нам не давали. Не давали их даже на детей. У меня их пятеро было. Дети же постоянно болеют. Вот двое и умерли. Сначала дочка заболела воспалением легких. Её нужно было вести в Верхотомку в больницу. Это километров 20-25 от нас будет. Председатель меня не отпустил, сказал, что работать нужно. Девочка моя и умерла. Потом, когда мальчик так же заболел, я председателю доложилась, что вести в больницу нужно. Он меня снова не отпустил. Так двоих детей я потеряла. Тогда с работой очень строго было. Попробуй не выйди!

За всю нашу работу мы получали крохи. Сейчас ругаются, что пенсию не выплачивают, да и мала она для проживания. Это так, конечно. Но у колхозников не было пенсии вообще. Старики жили за счет своего хозяйства, чушек держали. Пенсию у нас стали платить, когда совхоз образовался.
Всю жизнь работали, работали…

Примечание:
1) Эти слова частушки стали названием опубликованной статьи Н.Лопатиной, которая вызвала дискуссию в печати. См. примечание к Док. № 25.

Источник
Прикрепления: 4963478.jpg (481.3 Kb)
 
MargaritaДата: Среда, 10.08.2022, 20:41 | Сообщение # 321
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
Личная история Варвары Ивановны.




Документ № 15
Варвара Ивановна N (фамилию просила не называть) родилась в Алтайском крае ещё до первой мировой войны. Точную дату не помнит, а в паспорте проставлена, по её словам, неправильная дата - 1914 г. Живет в Кемерово. Рассказ записала Филонова Светлана в январе 2000 г.

Семья у нас была большая - 12 человек. Жили мы нормально: было две лошади и три коровы, свой хлеб, лён. Все дети умели ткать, вышивать, ухаживать за домашней скотиной. Наш дом стоял на краю деревни. В нём была всего одна комната, вдоль стен - лавки.

Отец мой в первую мировую войну попал в плен и четыре года работал батраком на одного немецкого фермера. За это время неплохо выучил немецкий язык. Стал у фермера помощником. Тот предлагал отцу остаться в Германии, не возвращаться в Россию, но он вернулся к нам.
Помню, что к новой власти отец относился почтительно, но с опаской и недоверием. Он старался отгородиться от внешней жизни, связанной с этой властью. Но это получалось с трудом. У нас все так к властям относились.

На деревенских вечерках можно было услышать такую частушку: "Коммунисты - люди чисты, жеребятину едят. Если этого не будет, они Бога матерят". Или вот ещё одна: "Колхозник идет, весь оборванный. Кобыленку ведет, хвост оторванный". Бывали частушки и с солеными словами, которые я тебе, девушке, сказать не решусь. Пели их, конечно, скрыто. Но порой осмеливались и на открытое пение. Только потом эти певцы куда-то исчезали. Мы, дети, узнавали об этом не сразу. Постепенно такие частушки слышались все реже и реже. Родители обо всём этом перешёптывались. Но разве от нас что скроешь?

Поскольку отец познал неволю германских эксплуататоров, был грамотным и даже знал чужой язык, его во время коллективизации поставили раскулачивать односельчан. Отец очень не хотел этим заниматься. Ведь в деревне все друг друга знали: с этим крестился, с тем поженился, с третьим был роднёй. Поэтому в ночь перед раскулачиванием отец предупредил всех, к кому они утром должны были придти. Все всё и попрятали. А отец с приезжими из города потом не особо и искали. Дядя мой в ту ночь надорвался. Он прятал зернодробилку, а она оказалась тяжелой. Соседка тетка Наталья неумело спрятала свои вещи, и их сразу увидели. Эта тетка была, наверное, одной из самых бедных в деревне. Составили акт, и всю семью куда-то отправили. Никакого суда, конечно, не было.

Примерно через месяц после этого отец собрал нас и увез в город Щегловск. Раньше уехать нельзя было, так как это бы вызвало к отцу подозрение. Слава Богу, в деревне отца никто не выдал. Но судьба его была поломана.

Я считаю, что раскулачивание было преступлением против людей. Но так думать я стала не сразу. Тогда все так жили. Как-то по-другому жить было невозможно. Да и не знали мы, как это - по-другому. Тем более, что тогда всюду говорилось, внушалось, что всё идёт хорошо, всё так и надо, всё отлично, и дальше будет только лучше. Но жизнь не обманешь!
Нынешнее время - плохое время! Главное в том, что люди сейчас плохие, злые, жестокие.
В наше время люди были другими.
Источник
Прикрепления: 9941800.jpg (411.2 Kb)
 
MargaritaДата: Воскресенье, 14.08.2022, 12:47 | Сообщение # 322
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
Личная история Дарьи Михайловны




Документ № 16
Дарья Михайловна N (фамилию просила не называть) родилась в 1912 г. в д. Верхотомке Щегловского района. Живет там же. Рассказ записал Васильев Максим в октябре 1999 г.

В нашей семье было 8 ребятишек. Жили богато. У нас было своё большое поле и двор полон скотины. Воспитывались мы сами. Слушались старших. За ослушание было наказание. С раннего детства дети помогали родителям по хозяйству.

Мамка наша долго не прожила. Она померла от тифа. Мне было 10 лет, когда появилась мачеха. Она строгая была. Заставляла много и подолгу работать, не любила нас. Но к работе я была привычная, и мне нечего было её бояться. Мы жили свободно: земля была своя, работать не ленились и никому, ничего не были должны.

Помню я и гражданскую войну. Для нас она не войной была, а какой-то беготней. Запомнила, как белые солдаты переправлялись через Томь. У всех - ружья, шашки. А кони у них падали от усталости. Они их бросили, а новых у верхотомских хозяев забрали. Ехали они, будто, в Китай с грузом муки и сахара. Стреляли у нас тогда много. Я не понимала, в кого стреляли. Много людей гибло. Наш двор белые обходили, так как на воротах стояла большая буква "Т", что означало - "здесь тиф". А когда красные пришли, они во все дома заходили и отбирали всё, что приглянулось: скотину, продукты. Но я их не осуждаю. Они разные были. Некоторые вообще ничего не трогали, просто про белых спрашивали. Из-за этой кутерьмы пожаров в селе было много. Сгорело несколько дворов. Это красные сжигали те дворы, на которых находили белых беглецов. А беглецов этих и хозяев дворов уводили куда-то. Люди говорили, что их расстреливали.

А потом всё как-то стихло. Пришли новые люди. Да и не люди это были, а батраки. Всякая голытьба в этой кутерьме в люди выбилась. Раньше они на богатых работали, а теперь своих хозяев гонять и ссылать стали. У нас самых лучших хозяев сослали куда-то в даль.

Коммунист у нас был один на всю деревню. Он был грамотным человеком. Церковь сломали, а в поповском доме школу сделали. В эту школу детей родители не отпускали. Коммунист ходил по дворам и уговаривал родителей отпустить детей учиться. Но нас не отпускали: некогда было, хозяйство затягивало. Я записалась в школу, крадучись от родителей. Но всё равно редко удавалось в неё ходить. "Пусть мальчишки лучше ходят. Это им в армии пригодится", - говорил отец. А мачеха язвила: "Твоя грамота нужна государчикам письма писать!" Почему они так к школе относились? - не знаю.

В двадцать шестом году нам свободу дали. Мы могли жить, как раньше жили. Нам сказали, что мы можем заводить скотину, сколько хотим, лес рубить и строиться. (1) Мы, вроде бы, сразу хорошо зажили. Продуктов стало много. Мы на ярмарку их вывозили. Они дешевыми стали. А зимой мы их в Томск наладились возить на лошадях. Томск был городом учебным, и цены там были высокими. Из Томска батька нам подарки привозил. Помню, он мне платок в большой цветок купил. Но так продолжалось недолго. Власть опять что-то менять принялась. Плохо стало.

Про эту власть я плохо, что помню. Знала, что Ленин правителем был и, что его, будто, убили. После него неразбериха какая-то была. Потом Сталин пришёл. Но нам не до власти было. Мы ею не интересовались. Нас земля к себе просила. Мы на ней с утра до ночи трудились. Она нам хороший урожай давала. В двадцать девятом году нас опять власть стала прижимать. Коммуны выдумала. Потом в колхозы всех стали сгонять. Я уже тогда замужем была. Вот тут мы потеряли всё!
Которые из хозяев хорошо работали и богато жили, их в ссылку отправляли. Кто-то из них в лес убегал. Тем, кого в ссылку отправляли, считай, повезло. А многих из богатых зимой сажали на сани, отвозили в лес и там оставляли. Ни ружей, ни инструментов им брать не разрешали. Сколько их там поумирало! Это всё были рабочие-труженики! Говорили, что многие бежали. Может, дай Бог, спаслись?!

Которые из деревенских только языком чесать умели, жили в бедности и нищете, те нас и пограбили. Да ещё понаехали к нам из голодной России. Всех тружеников и поугробили. Они то и развезли землю по пустырям. Такая боль у людей стояла от этого! Не прошла она у меня и до сих пор.

Мы с мужем поняли, что нас до смерти прижимают. Как-то исхитрились получить справку и сбежали в город. Поселились в бараке. Там и стайка небольшая была и огородик всего из нескольких соток. Мой муж был лучшим плотником и кузнецом. Отменный ремесленник был. У меня потом второй сын по его стопам пошел, стал кузнецом. Муж работал в заводской мастерской. Целыми днями там пропадал. Устанет, не выспится, да ещё по дому какие-то дела делает. А я за хозяйством присматривала да детей воспитывала. Их у меня было девять. Сейчас вот только шестеро осталось. Очень трудно жили, но ребят на ноги поставили. Одежды у них было очень мало. Они день ходят, а вечером я их одежду постираю, а утром они чистую одевают. Сменной одежды не было. Только после войны мы купили всем сыновьям костюмчики, а дочери платье. У нас всё на муже держалось. Он ездил в колхоз продукты зарабатывать. Привезет картошки, я её продам и детям хлеба куплю. Вот так и прожили - наполовину впроголодь.

Праздники мы отмечали весело. Собирались всей улицей, кто, что принесет. Пообедаем, а тут и гармошка заиграла. Плясали. Песни и частушки пели. А молодежь ещё потом допоздна гуляла. Мы отмечали и 7 ноября и Рождество. Я крещенная была и в Бога верила. Я и сейчас верю. Не верить в Бога нельзя!

Потом опять тяжелые времена настали. Всех подряд называли врагами народа и ссылали. В тридцать седьмом забрали и моего отца, и моего мужа. Почему-то больше всего репрессий было на врачей и инженеров, на всех тех, кто много знал и был умным. Не пойму я этого! Что? Стране умных не надо?!

Потом была страшная война. Хотя из нашей семьи на ней никого не было, но всё равно страшно! Муж мой во время войны учил детей разным ремеслам и специальностям. После войны мы стали лучше жить. В 1949 г. старший сын пошёл в техникум. Я пошла работать. А потом и власть сменилась. Сталин умер, а на его место встал Каганович. (2) Вот при нём мы и зажили хорошо. Я тогда опять в деревню переехала. Мы опять узнали свободу. Но он не долго продержался. Сбросили его, и руководителем стал Хрущев. При Хрущеве опять землю стали отбирать и налог большой за скотину брать. Объявил, что мы обогнали Америку. Деревни при нем разогнали, и земля опять стала пустовать.

Сейчас лучше стало жить! Смотрю я на молодых, они - веселые. Значит, у них хорошая жизнь. Хотя мы тоже веселыми были, а жизнь… Конечно, жаловаться на жизнь можно. Ну, а мне жаловаться не надобно. Я уже на десятый десяток иду. Старые не должны попрекать молодых в их житье. Хотя молодые обязаны слушать старших. Молодым жить, а старым за них радоваться.
За властью я не слежу. Знаю Президента. Мне и достаточно. А что там власть делает…
Это она себе проблемы наживает.

Примечание:
1) Речь, видимо, идёт о реализации знаменитого лозунга Н.И.Бухарина "Обогощайтесь!"
2) Правильно - Г.Маленков.
Источник
Прикрепления: 4468833.jpg (427.7 Kb)
 
MargaritaДата: Вторник, 16.08.2022, 18:38 | Сообщение # 323
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
В этих личных историях не разберешься. Рассказчики все свои воспоминания уже подстраивали под новую версию истории, под новые исторические понятия.
Временами сходится, но большей частью даже с официальной версией не сходится!
А вот эта фраза:
"...В двадцать шестом году нам свободу дали. Мы могли жить, как раньше жили. Нам сказали, что мы можем заводить скотину, сколько хотим, лес рубить и строиться..."
мне напоминает ту самую отмену "крепостного права", которое потом виртуально было отнесено в 1861 год.

Дмитрий: "Все эти записи "фонда" очень похожи друг на друга - один сценарий..."  "...я к тому, что это все придумано…"

Было бы странно, если бы они отличались друг от друга.
Если убрать некоторые подробности моей личной истории, то моя история будет такой же. Но все, что я написала о себе на сайте АК, - я знала еще в детстве, до знакомства с Хронологией.
Эти события были, только она названы рассказчиками неправильно, иногда одно и то же событие раздваивается на два события якобы случившиеся в разное время плюс ко всему рассказчика поправлял своими замечаниями "журналист". Виноваты в этом и сами рассказчики, которые начитались (наслушались) официальной истории.

Я уже писала, что в рассказах моей бабушки ее муж был на войне и был в плену у немцев. И уже моя мама и я додумали сами, что это была типа Первая мировая и далее была Гражданская война. И решили, что бабушка по каким-то причинам не описывает революцию. Также додумали, что "немцы" из личной истории это предки современных немцев (по национальности).
А ещё я додумала, что мои бабушка и дедушка учились грамоте в 8-9 лет. Это я так логически рассуждала.
 
АлександраДата: Вторник, 16.08.2022, 18:44 | Сообщение # 324
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 4066
Статус: Offline
Цитата Margarita ()
В этих личных историях не разберешься...

Вы правы. Сейчас уже можно утверждать, что до 1956 года все жили в шестом веке и была совершенно другая датировка событий в границах 500-532 гг. Когда было прибавлено 400 лет? Точной даты нет. Есть только указание на то, что лишняя 1000 лет была прибавлена, когда по приказу КПСС были созданы РПЦ и Ватикан. А по ТИ - это либо 1944-й год, либо, что более вероятно: 1954-й год, потому что Война закончилась 03.09.1956 года.
Потом, уже после смерти Эльстона-Сталина был ещё один сдвиг календарей на 27 лет, когда два раза подряд вписали ВМВ и блокаду Ленинград: в 1914-м и 1941-м годах.
В результате все даты первой половины 20 века были перепутаны так, что до 1965 года календари не сходятся ни с реальной жизнью, ни с описываемыми событиями, ни с документами, выданными раннее.
Поэтому после 1965 года все даты своей жизни люди высчитывали выводным путем. А там 1914-1941 гг. вписаны два раза подряд: 1914-1941 гг. и 1941 + 27 =1968 гг. Отсюда и такие датировки у тех, кто выжил. И ни в коем случае не надо забывать о том, какую мясорубку устроила КПСС при Сталине и под командованием Сталина, когда в плановом порядке советская армия убивала всё коренное население захваченной России, а опустевшие их дома, города и села коммунисты заселяли своими белыми неграми: немцами, евреями и славянами. Поэтому на даты там внимания лучше не обращать; они все будут ложными.

Да мы все сами додумывали всё, потому что нам ничего не объясняли. Откуда мы могли знать, что "немцы" - это не жители Германии, а большевики: милиция-интеллигенция со своими казацкими ОПГ "социал-демократы"? Нам никто не говорил, что советский язык - это немецкий язык, написанный транслитом. И что немецкий язык - это английский бандитский язык, он же условный язык французской каторги, он же еврейская воровская феня идиш. И что все "НЕМЦЫ" с которыми вся Россия воевала в 1924-1956 гг. - это была КПСС: большевики. А при них вся организованная славянская преступность со своим идишем. Вот и получается, что те "НЕМЦЫ" при Сталине, это "СОВКИ" после смерти Сталина. Сами себя переименовали на английском бандитском языке: были немецкими оккупантами в 1924-1964 гг., в 1965-1991 гг. стали советскими оккупантами в захваченной немцами и евреями России.
 
MargaritaДата: Воскресенье, 28.08.2022, 09:27 | Сообщение # 325
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
Личная история Соломатовой Марии Кирилловны и Жигановой Натальи Федоровны.




Документ № 17
Соломатова Мария Кирилловна родилась в 1914 г. в д. Подъяково Кемеровской области, Жиганова Наталья Федоровна родилась в 1917 г. в д. Подъяково. Живут там же. Рассказ записал Лопатин Леонид в августе 1999 г. (спецэкспедиция фонда "Исторические исследования").

Соломатова - До колхозов мы жили небогато. Родители держали лошадь, корову, чушек, овечек. В семье было восемь ребятишек. Но мы тогда не голодали. Хлеб на столе был всегда. Мать вошла в колхоз в 1931 г., когда умер отец. Завела в колхоз скот, телегу. Жалко! А деваться некуда было. Тогда всех в колхоз гнали.
Жиганова - Да-да! Что, что, а хлебушек-то всегда могли поесть до колхозов. Кисели варили, сусла… Детям всегда лакомства были. Голодными никто не ходил. Когда колхозы стали создавать, то крестьянам сказали, что если не зайдете, у вас все отберут, и землю, и имущество.

Соломатова - Тогда кулаки были. Так называли крестьян, у которых были в хозяйстве несколько лошадей, коров, чушек. Это не обязательно богатые крестьяне. Главное - они не хотели вступать в колхоз. В нашем хозяйстве также корова, лошадь, чушки водились. Но мы вступили в колхоз, поэтому не были причислены к кулакам.
Жиганова - За работу в колхозе нам давали зерно. Денег мы не получали, а полученного на трудодни зерна, на пропитание не хватало. Люди держали подсобное хозяйство. Налог, правда, нужно было выплачивать очень большой. Брали налог с любой живности. Мы курей держали, а яйца не ели, все сдавали. Молока не доставалось. Черт знает, куда все шло!
Соломатова - На целый день наваришь себе крынку травы и рано утром в поле идешь. Семь километров шли пешком, да ещё тащили на себе вилы, грабли, литовки. А вечером в двенадцать часов домой придешь, муж еще на работе, скотины дома нет - где гуляет, дети еще малые, справиться с ней не в состоянии. Не знаешь, за что браться, кого и где искать.

Если на работу не выйдешь - накажут. Из колхоза выгонят без справки. И куда ты тогда пойдёшь? В городе тебя без паспорта и справки никто на работу не возьмёт. Ложись и помирай! О-о-о! Тогда так строго было! Работали мы сутками. День жнёшь, ночь молотишь. А осенью получишь дулю.
Как и на что жили старые люди, не знаю. Но знаю, что никаких пенсий колхознику не полагалось. Дети, наверное, кормили. После войны уже стали получать 28 руб. Но это были смех, а не деньги.

В 1936 г. я решила из колхоза уйти и работать в городе на производстве. Но меня из колхоза не отпустили. Чтобы уехать из колхоза, нужно было получить справку. Провели собрание, на котором выяснилось, что я будто бы должна была колхозу пуд зерна. Вот так! Я пять лет работала от зари до зари, не доедала, на трудодни, считай, ничего не получала, и ещё оказалась должна. Мне справку не дали, и по решению собрания отправили "на кубатуру" за Барзас лес валить.
Для кого и для чего мы там работали, не знаю. Знаю, что наш колхоз перед государством должен был выполнить план по лесозаготовкам. Вот зимой на лесоповале я отрабатывала тот пуд хлеба. Но когда вернулась, справку мне давать не хотели. Я насилу её выбила от начальства. Не отпускали из колхоза и все тут! Как крепостные были. Нашей судьбой полностью распоряжалось начальство. Решало - где нам работать и где жить.

Жиганова - Да! За нас всё решали - кому быть председателем, кому бригадиром. За мою бытность много председателей колхозов сменилось. Высокое начальство присылало к нам из города председателей. Но иногда на председательский пост и из деревенских кого-то ставили. А нас заставляли за них за всех голосовать. Будто бы мы их сами выбирали.
Соломатова - Попробовали бы мы не проголосовать! Это означало идти против власти. А власть мы боялись! Власть-то ИХ была, начальства. От власти нам помощи ждать не приходилось. Я маленькая без родителей осталась. Придешь к власти в правление за помощью, нечего не получишь. Лучше не ходить, не просить, не унижаться. Всё равно тебе откажут в правлении нашего колхоза.

Жиганова - Помнишь, подружка, сколько мужиков из нашей деревни ещё до войны угнали непонятно куда и непонятно зачем? Власть и угнала. Безвинных угоняли!
Соломатова - Да, конечно, помню. Выслали как-то за один раз не менее 15 человек. Моего дядю вместе с ними забрали. У него было восемь девок. Жили они в старенькой избёночке, имели коня, да корову. Он хотел для семьи построить хороший дом. Уже и сруб поставил. За дядей приехали, арестовали, сруб забрали, скот увели. И все! От него никаких вестей мы уже не получали. Что с ним сталось - не знаем. Пропал, как говориться, и ни слуху, ни духу. А жена с девками так ни с чем и осталась. Да, у нас по деревне много таких семей было.

Жиганова - Раньше мы так много работали на колхоз, что на личную жизнь времени не оставалось. Даже на свидания некогда было бегать. Однажды моя мачеха решила, что мне пора замуж, взяла и выдала меня силой. Я с мужем всю жизнь прожила, девять детей ему нарожала. А куда деваться? Раньше стыд-позор, если от мужа уйдешь.
В деревне были свои традиции, которые от дедов пришли. Родители учили нас уважать старшего человека. Да и вообще уважению к человеку учили. Раньше в деревне люди друг с другом завсегда здоровались. Здоровались даже с незнакомыми приезжими людьми. Пьянства сильного не было. Праздники гуляли весело, всей деревней. Переодевания устраивали, ходили ряженными. Но это до колхозов гуляли. А когда колхоз пошел, так некогда стало веселиться. Колхозы пришли, праздники ушли.
Соломатова - Да тогда и воровства сильного не было. Не знали хулиганства. А ведь и милиционера то не было! Хулиганство всё - от неуважения к человеку! А мы друг к другу с почтением относились. Хотя, конечно, и ссоры меж собой случались. Как без этого!

Недалеко от нашей деревни есть кедровый бор. Мужики сами время знали, когда за шишками ходить. Никого не наказывали, но никто в бор не ходил до 15 августа. Обычай был такой! От дедов достался. Обычай и уважали.

А когда колхозы появились, запрет вышел - не бить шишки до 15 августа. Если поймают, накажут. Кедровые шишки стали колхозными. Тогда и появились люди, которые били шишку до заведенного срока. До колхозов сбор кедровых шишек был как забава, а во времена колхозов эти орехи были хорошим подспорьем в пропитании. Хлеба на трудодни не хватало. А в войну нам хлеб давали по 2-3 кг. на семью в месяц.

После войны стало маленько лучше жить. Ходили слухи, что колхозы распустят. Жаль, что не распустили. Может быть, жизнь в деревне бы и наладилась.
Соломатова - Я всю жизнь работала-работала! И всё бесплатно. Хорошо, что Вы спрашиваете о том, как мы жили. Пусть люди знают свою историю. Может быть, мы что и не правильно делали, так люди должны знать про это. И не жить так, как мы! Мы ведь, закончили только по 4 класса. И то хорошо! А соседка моя вообще один день училась. А какое это образование 4 класса?! От нас требовались только рабочие руки и повиновение.

Нам говорили, что Ленин наш вождь, и Сталин наш вождь. Мы им верили и делали, что они нам велели. Сталин был нашим хозяином. Мы жили в постоянном страхе. То, что я сегодня Вам говорила, лет десять назад я ни за что бы не рассказала. Сразу бы забрали. Не я первая была бы. У нас много таких было.
Жиганова - Куда нас теперь повезут? (смеется). Подружка, мы с тобой тут наболтали. Хоть мы и старые, а жизнь дорога. Умереть дома хочется!
Источник
Прикрепления: 9958635.jpg (61.1 Kb)
 
АлександраДата: Воскресенье, 28.08.2022, 09:46 | Сообщение # 326
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 4066
Статус: Offline
Цитата Margarita ()
Жиганова - Помнишь, подружка, сколько мужиков из нашей деревни ещё до войны угнали непонятно куда и непонятно зачем? Власть и угнала. Безвинных угоняли!

Как немцы на работы в Германию угоняли, так до сих пор орут. А как советские точно так же угоняли население захваченной России? Так молчок.
 
MargaritaДата: Четверг, 08.09.2022, 06:58 | Сообщение # 327
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
Личная история Князевой Веры Михайловны

Документ № 18
Князева (Тюпина) Вера Михайловна родилась в 1914 г. В 20-е годы семья переехала в д. Итыкус Промышленновского района Кемеровской области. Живет в п. Абышево Рассказ записала Тюпина Ольга в октябре 1999 г.

Отец - Михаил, мать - Ольга Степановна имели 6 детей: Анастасия, Ольга, я, Александр, Михаил, Евдокия. У нас с мужем (Сергеем Ивановичем 1914 г. р.) - только один Гриша. Была девочка, умерла в войну.

В годы коллективизация я была небольшая. Лет 14 мне было. Но помню, что мы отдали в колхоз все: и лошадь, и сбрую, и телеги, и плуги. Сначала у нас был какой-то ТОЗ. Не знаю, что это такое, но работали все вместе (пахали, убирали хлеб), а лошадей своих домой приводили. Это потом, когда начались колхозы, лошадей сдали. А в ТОЗах работали на своих лошадях. Эти ТОЗы, наверное, сделали для того, чтобы люди помаленьку к колхозу привыкали.

Потом в нашей деревне Итыкусе коммуна стала. В неё согнали всех хозяев, забрали и лошадей, и коров. Звали и нас, но мы в коммуну не заходили. Да и куда заходить? В коммуне каждая семья получала в день всего по литру молока. Подумать только! Бабы в коммуне ругались, еды не хватало. Коровы стали дохнуть. Коровы мычат, бабы кричат и плачут. Разобрали потом каждая свою корову. Увели домой. Коммуну бросили.

Организовали колхоз. В колхозе сначала было трудно. А потом жизнь наладилась. Хорошая стала жизнь. Веселая, спокойная. Сильно спокойная. Никто ни у кого не воровал. Хлеба давали много. Боже упаси, взять чужое. Мы даже ночью не закрывались на крючки. Потом к нам в колхоз из других мест приезжали. Вступали в него, работали. Правда, сердцу трудно было, что на твоей лошади кто-то чужой работал. Он её не жалел, бил.

До колхоза наша семья бедная была. Сильно бедная! Мама нас привезла сюда из Казани. Там голод был. Кобылка (саранча - ред.) черной тучей пронеслась. Всё ссекала, всё снесла с земли: и хлеб, и траву. Народ умирал с голоду. Привезла и заболела тифом. Нас сначала сдали в детский дом. Потом мама выздоровела. Жили на квартире у вдовушки. Нанимались прясть на богатых людей. Богатые к нам плохо относились. Работали мы на них, работали… А они нас обратом кормили. Это обезжиренное молоко такое. Его пропустят через сепаратор, и в нем только водичка и оставалась. Прядешь, прядешь… Мы маленькими девочками были. Спать охота. Даже тошнило от этого. Голова кружилась. Мама нам сказки рассказывала, только чтобы мы не спали. Только приляжем, а мама нас будит. Мол, кто же нас кормить станет, надо прясть, иначе с голоду умрем. Мы даже помиру ходили. Идешь, побираешься, а богатые возьмут, собак спустят… Плохо богатые относились к бедным людям.

Помню, что родители сильно не хотели заходить в колхоз. За это нас взяли и выслали. Хорошо, что хоть в этом же районе. Дали нам землю и разрешили строиться. Мужики быстро отстроили деревню Она у нас широкая, зеленая получилась. А потом и в Землянскую пришла коллективизация, людей стали загонять в колхозы. Куда дальше бежать? Соединили нас с д. Абышевой. И решили мы, что хватит бегать от коллективизации. Сначала всё нам там дико было. Мы долго не могли сообразить, - как это так? У нас не будет ни лошади, ни коровы, ни телеги, ни плуга. Страшно было! Боялись, что войдем в колхоз и будем голодными. Но ничего! Жизнь направилась. Хорошая стала, спокойная. Народ дружный был. У кого, какое, бывало, горе случится, сойдемся вместе, погорюем и опять работаем.

Когда раскулачивали, страшно было. Приедут, начинают выселять. У нас спрашивали, работали ли мы на них. Кто говорил, что работал, а кто скрывал это, говорил, что не работал. Всё равно жалко их делалось. Куда люди поедут? Куда их повезут? Что с их детьми будет? Стоим, плачем… . А кто-то и не жалел их. Говорил, что так им и надо! В деревне сказывали, что их отправляли в какой-то Нарым, в тайгу. Их там, говорят, много погибло. Ты не знаешь, что за Нарым такой?

Коллективизация прошла, и деревня сильно хорошая стала. Много строиться стали. Электричество провели, радио. Это хорошо! Никто из крестьян не жалел о доколхозной жизни.(1) Сейчас, вот, жалеем, что колхоз развалили. Хотя, знаешь! И до колхоза мы плохо жили, и когда колхозы начались, тоже не сладко. Это потом наладилось. А так, нищими мы были. Весь народ был расстроенный. Но единолично…, хуже той жизни не было. Надо было всем всё свое иметь. А здесь всё общее. Купили всем колхозом, оно и легче. Мы потом даже и не замечали, как новые машины и трактора приобретали.

Колхоз нам создавать приезжали люди из города. Мы к ним относились со страхом. Ведь не знали, что они задумали, что они делают, как жизнь нашу повернут? Человек привык жить по-старому и боится перемен в жизни. Боялись мы тех людей. А оно оказалось неплохо! К хорошей жизни мы подошли. А сейчас всё развалили. Наш труд куда-то ушёл. В деревне, вот, полно машин. Запружена деревня машинами. А мы, старые люди, как заболеем, так нас некому в больницу подвести. И никто на нас не смотрит, никому мы не нужны.

Мы много работали. Нас, как тогда говорили, на работу гоняли. Никаких детских ясель не было. Никого не интересовало, с кем остались твои дети. Всех гнали на работу. Хорошо, если старики в семье были, доглядывали за детьми. Жила у нас в Абашево одна женщина. Она почему-то не всегда ходила на работу. То ли детей не с кем оставить, то ли ещё что. Но часто не ходила, не могла выполнять колхозную работу. Вот её и сослали в тайгу. Там она и погибла. Об этом у нас все говорили.
Председателя и бригадиром мы всегда слушались. Выполняли всё, что они скажут. Скотина всегда сытая была. Никогда такого не было, чтобы мы скотину бросили голодной. Дисциплина у нас была. Начальство свое мы очень слушались. Наш зоотехник до сих пор всем рассказывает про нас, говорит, что очень легко было с нами работать. А сейчас - до трех суток скотина стоит не кормленная и не доенная. Пьянки у нас не было. Только на праздники: Новый год, 8 марта, 7 ноября, 1 мая. На эти праздники нам давали отдыхать. Пьяных в деревне не было.

Никто колхозное добро не воровал. Ничего не брали. Возьмешь, отвечать будешь. Будет время, тебе дадут. А сам не смей брать. Боже спаси! Правда, во время войны мы на сушилку детишек брали. Нажаришь им зерна, они наедятся. Домой не носили. Домой идешь, проверят карманы. Не бери! На работу едем с песнями, с работы - с песнями. Весело нам было! Жизнь направилась. Кто только её сейчас развалил? Как жалко! Сейчас рабочий материт начальника, на работу не идёт, скотину бросает, не жалеет её.

Бывало, соберут колхозное собрание. Все люди придут на него. Выступит председатель, отчитается перед нами. Потом из ревизионной комиссии расскажут, сколько получили прибыли, куда её потратили. Отчитывались перед народом. А как же! До коллективизации было плохо. Всё своими руками надо было делать, ткали, пряли, шили. А теперь товары стали привозить, мы их покупали. Легче стало. Как, какой год был. Если урожайный, - то на трудодни хорошо получали. А который год, так, не очень. Деньгами, правда, мы очень мало получали. Мы понимали, что колхоз надо поднимать. Откуда же он возьмет деньги, чтобы купить для колхоза коров, свиней, машины, трактора? Откладывать надо было деньги для колхоза. Мы это понимали. Жили своим трудом. Направили всё. Но оно сейчас разорилось. Куда-то всё подевалось.

В колхозе жили не все одинаково. Хорошо жили председатель и бригадиры. Они, конечно, богато жили. Были грамотными, поэтому больше всех и получали. А мы должны были своим трудовым потом зарабатывать на жизнь.

Пенсионеры у нас были. Правда, - не сразу, а в 60-м году. Когда я пошла на пенсию, то получала 28 руб. Но на эту пенсию я могла купить фуфайку, галоши, сахару, мыла, да ещё на хлеб оставалось. Про то, что колхозники не имели паспортов, я ничего не знаю. У меня его не было, а почему, не знаю. У нас главным документом была трудовая книжка. Когда у меня украли корову, и я должна была ехать в город в милицию. Я боялась. Но мне сказали, что с трудовой книжкой я могу ехать куда хочу. Паспорта не было. Корову тогда мою нашли. Да, чего её было не найти, когда я знала вора из местного начальства. Он тут всех подмазал, и правду я найти не могла. Помог военный прокурор из Кемерова (шла война), который их всех поснимал и корову мне вернули.

Когда началась война, мужики пошли на фронт. Плакали, а шли. Да и как не пойдешь? Могли сильно наказать. Муж мой тоже пошел. Погиб. Как было мужикам не плакать? Ведь оставлял жену с маленькими детьми. Без хлеба. Тогда же урожай плохой был. На рабочего давали в МТС всего 500 гр. хлеба. А семья как жить будет? В деревне ещё можно было жить. Огород был, картошка. А город совсем голодный был. Остались одни женщины да дети. У нас на Землянском всех мужиков забрали. Был один старик, он нами, бабами, и командовал. Я пахала на быках. Намучалась я с ними. Бык такой упрямый. Ляжет в борозду, мол, устал. Ты с ним что хочешь делай. Лежит и всё. Пока не отдохнет. Сядешь с ним рядом, плачешь. На своих коровах по заданию колхоза мы боронили. Дадут три гектара, и борони! Всё сдавали государству. Мы понимали, что армию надо кормить. Потянули мы горя с этой войной. Мы много работали. Но я никогда, никуда не ездила отдыхать. Не знаю, что такое курорт. Всю жизнь в деревне.

После войны только и хорошо стали жить. Правда, по норме жили. Держать можно было только одну корову. Молоко сдавали государству - по 300 л. с хозяйства. Мясо сдавали, шерсть. Мы все время проводили на колхозных работах. А себе сено косили ночами. Ночь светлая, дети спят в траве, а ты косишь. После войны разрешили и днем косить. Правда, косить можно было только по кочкам. На хорошей ровной земле косили только колхозу. А сейчас, вот, наступило хорошее время. Каждому из нас дали свой покос на хороших лугах. Теперь мы знаем, где косить. Ещё и траву посеют. Только коси! О, это очень хорошо!

В Абышево клуб был. Молодежь в нем танцы под гармошку устраивала. Частушки. Изба-читальня была. Была часовенка. А вот много ли народу туда ходило, как относились к священнику, я не знаю. Сама не ходила. Была школа. Дети учились охотно. Учитель в деревне - большой человек. А как же! Он детей наших учит. С ним здоровались и старый и малый. Не то, что сейчас, учителя не во что не ставят.

Я не помню, чтобы люди о политике говорили. Про Ленина говорили, что он заставлял учиться. Всё трепали его слова - "учитесь, учитесь и учитесь". Про Сталина боялись что-то сказать. Какой-то нехороший человек услышит про Сталина плохие слова, сразу же тебя и утопит. Не в реке, конечно… . Ну, ты понимаешь! Это сейчас говорят про руководителей всё что угодно. И им почему-то за это ничего не бывает. А тогда боялись. О! Как люди боялись! Вот поэтому и была дисциплина. Я что-то и выборов не помню. Не было их тогда. Это сейчас всё выборы да выборы.

Тогда боялись, и поэтому никто не воровал. А сейчас получишь пенсию и боишься. Внук ещё ничего не сделает, а чужих боишься. Мало сейчас нормальных людей. Шибко мало нормального народу. Весь народ сгубленный. Как-то порвало у меня воду. Вызвала слесаря. Пришёл парнишка и говорит, что тебе, мол, бабка, вода не нужна, помирать пора. Это как же так! Выкабениваются перед старым человеком. Сделал, как попало! А я ему ещё и деньги заплатила. Сейчас никто не следит, кто сколько тащит. Всё и разорили. Дисциплина зависит от начальства. А оно не работает. Я отработала своё. Передала детям. А наши дети вон что сделали. Это наши дети разорили жизнь. А теперь и внуки "доделывают", то есть все разрушают. Была бы дисциплина, всё бы было по-другому!
Ничего хорошего эта реформа не дает. Всё хуже и хуже!

Примечание: 1) На такое суждение следует обратить особое внимание, так как по характеру оно было исключительно редким в воспоминаниях крестьян о коллективизации.
Источник
 
MargaritaДата: Вторник, 13.09.2022, 17:52 | Сообщение # 328
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
Личная история Мальцевой Федосии Сергеевны.

Документ № 19
Мальцева Федосия Сергеевна родилась в 1914 г. в д. Ярхи Новосибирской области. Проживает в г. Кемерово. Рассказ записал Московский Евгений в марте 2000 г.

Я родилась в большой семье, где было семь детей: 4 мальчика и 3 девочки. Семья была работящая. В страду брали сезонных работников. До замужества мать работала у богатых людей на кухне. Когда собралась замуж, ей хозяева подарили хорошее приданое и корову.

К моменту коллективизации в родительском доме осталось двое детей, в том числе и я - самая младшая. Старшие дети жили своими семьями. Самое крепкое хозяйство было у старшей сестры Екатерины. В начале коллективизации объявили, что её семья, в которой было два работника, - семья кулаков. Всем селом пришли их раскулачивать. Из детских воспоминаний у меня осталось, что происходил форменный грабёж их хозяйства. Её свекровь и свекра куда-то отвезли, а ей с мужем разрешили остаться в деревне. Все думали, что раскулачивание на этом и кончилось. Но ни тут-то было! Стали раскулачивать дальше. Дошла очередь и до нашей семьи.

К этому времени отец раздал все свое хозяйство по семьям старших детей. У себя оставил только корову и лошадь. Но нас всё равно раскулачили. Забрали всё подчистую и из дома выселили. Из деревни, правда, не выслали, потому что второй сын женился на сироте, и это повлияло на судьбу родителей. Наступили времена тихого выживания. Боялись всего. Даже о судьбе родственников узнать страшились. Боялись их подвести, или сами пострадать "за связь с раскулаченными". (1)

Боялись готовить есть: а вдруг сосед зайдет и увидит, что у них есть хлеб и донесет властям. Такой случай у нас был. Соседка пришла и попросила хлеба для детей в долг. Мама такой хлеб пекла, что на всю деревню славилась. Дала от чистого сердца. На другой день в доме был обыск, проверяли, чем мы питаемся. Ничего особого не нашли. Тогда забрали мамины ботинки… .
Учиться мне не разрешили. Надо было работать. Вот - прялка, вот - твое место.

И все-таки молодость брала своё. Молодежь жила и веселилась. В 18 лет вышла замуж. Мой муж был сирота. Матери у него не было. Отец его был каким-то неудачником с женами. Не везло ему с ними. Их у него было три. Но все они после родов умирали. Вот и пришлось отцу одному троих детей поднимать. Трудно ему было: нищета, разруха. В деревне о нем слава была как о человеке, обделенном судьбой. Ну, а его сын Тихон к этому времени уже отслужил в армии и вернулся в деревню красивым богатырем. Стал председателем колхоза, уважаемым человеком.

Работали очень много, а результата - никакого. Кругом воровали, друг за другом следили, народ голодал. Боялись из-за воров из дома выходить. А если кто, по старой привычке, забывал закрыть на замок дом, его обязательно обчистят. Даже "справные" мужики от такой жизни запили горькую.
А в колхозе работали за палочки, то есть за отметку учетчика о твоем выходе на работу. За работу, считай, ничего нам не платили. Все мысли были об одном - где что-то взять, чтобы семью накормить. И это время, оказалось, ещё не самым страшным. На фронт ушли все здоровые мужчины. Вот тогда-то мы узнали, что такое настоящий голод. У людей забирали всё. Нам приходилось есть лебеду, крапиву. Болезни пришли такие, которых раньше никто не знал - цинга, тиф.

Через полгода пришло известие, что мой муж пропал без вести. К этому времени у меня было трое детей: 6 лет, 5 лет и 1 год. Чтобы спасти детей, воровала все, что можно было украсть. Кажется, что это стало моей жизнью. Было страшно подумать, что же будет дальше!

Как-то мы с сестрой пошли ночью собирать с уже убранного поля картошку. Нас поймали. Был суд, который приговорил меня к ссылке на принудительные работы, а детей сдать в приют. Но судьба оказалась ко мне добра. В это время в сельсовет пришел запрос сообщить о судьбе семьи старшего лейтенанта Тихона Никифоровича - героя войны, награжденного орденами, который давно не получал от неё писем. Муж оказался жив! После этого председатель сделал вид, что никакого приговора суда не было. Наша семья стала получать довольствие за солдата на фронте.

До конца войны оставалось почти два года. За это время люди еще больше озлобились…
Ни клуба, ни церкви в деревне не было. Жили надеждой на скорый конец войны. После войны в деревню мало мужчин вернулось. Но мой муж пришёл целым и здоровым. На фронте он подружился с умным и грамотным человеком. Тот ему многое объяснил, многому научил. И посоветовал ради детей уехать из деревни. Этот совет с очень большим страхом был принят. И в 1947 г. семья переехала в Кемерово.

В городе страха и нужды было не меньше, чем в деревне. О политике, о Сталине, о партии не только говорить, а даже задумываться боялись. Наших кемеровских соседей объявили врагами народа за то, что их пятилетняя дочь что-то нарисовала на портрете Сталина.

Семья продолжала жить трудно. Но родители очень хотели дать детям образование. Сыновья уже были большими, и им было учиться в школе поздно. Зато дочь оправдала эту надежду. А за ней потянулась и вторая дочь (она родилась в 1949 г.), которая тоже получила высшее образование.
В семье нашей не было, и до сих пор нет машины. Ну, а холодильник купили в 1968 г., телевизор в 1970 г., То есть, почти через 40 лет совместной жизни. Мебель в доме вся случайная, что-то отдавали родственники, что-то покупали.

Оглядываясь назад, думаю, вся наша жизнь была пропитана каким - то страхом. Жизнь прошла в страхе!
Сейчас я вижу, что наши с мужем усилия в налаживании жизни были верными. Спасибо фронтовому другу моего мужа, который подсказал нам путь. Мои сестры и братья, оставшиеся в деревне, жили, может быть, посытнее нас. Но пьянка сгубила не только их самих, но и их детей, а теперь и внуков. Я горжусь, что мои внуки получили образование. Нет богатства, но и горького похмелья нет!

В какую сторону изменилась жизнь в годы реформ? Не знаю. Вижу, что некоторые богатством невидимым обзавелись. Ведь не трудом это богатство нажито.
Мы воровали, чтобы прокормить себя и детей, а сейчас воруют и убивают, чтобы жиреть и богатеть!

Примечание:
1) За связь с раскулаченными наказывали даже родных детей, о чём свидетельствует документ:
Выписка
из протокола выездного заседания партколлегии Щегловской городской контрольной комиссии ВКП(б) по персональному делу Фроловой А.И., не порвавшей связей с родителями, высланными в Нарым.
26 декабря 1931 г.
г. Щегловск

[…] П.3. Слушали: Дело № 451 поверхностной ячейки ВКП(б) Кемеровского рудника. Фролова Анфиса Ивановна, рождения 1896 г., бывшая рабочая. В момент привлечения к партийной ответственности является домохозяйкой; неимущая, замужняя. На иждивении 5 чел. детей, малограмотная. Член ВКП(б) с 19 августа 1926 г., п.б. №0559240. При советской власти занимала следующие ответственные должности: с 1923 г. по январь 1930 г. - райженорганизатор, член правления Райколхозсоюза, пом. зав. столовой. Партийным и судебным взысканиям не подвергалась.
Суть дела: Тов. Фролова имела и имеет тесную связь со своими родителями - лишенцами (весной 1931 г. высланных в Нарымский край). Будучи ещё не высланными, родители Фроловой (в частности её мать) писали Фроловой письма, в которых изливали свою несчастную судьбу в том, что на них очень много нажимает Советская власть: совершенно не стало им житья, не знают, что им делать. Фролова, в свою очередь, также на письма родителей сообщает: "Милая моя старушка, не заботьтесь сильно, только живите тихо, смирно, ни с кем не говорите: лучше своя избушка - тайная подружка". И дальше: "Ничего, ты моя милая, не плачь и не заботься: всё, что делается, всё, видно, так нужно Богу. Будь здорова, милая моя мамочка, не заботься, я с тобой всегда, моя голубушка, старость твою всегда готова покоить, в любую минуту приедешь и найдешь кровлю". Во втором письме тов. Фролова пишет: "Трудно без коровы, жрать нечего, но, милая мама, если сравнять, как живут люди в деревне, голодают, то мы здесь живём хорошо: помаленьку всего дают".
Во время разбора дела на заседании партколлегии тов. Фролова поступок свой не отрицает и считает, что она со своей матерью связи никогда не порвет. Родители из Нарыма высланы обратно, как за нетрудоспособностью. Родители на протяжении всего времени занимались эксплуатацией чужого, наемного труда, имели машину-шерстобитку. Цена бралась за битьё шерсти, а машину вертели чужие руки, и в счет это не засчитывалось. Занимались хлебпашеством и исключительно полевые работы производились наемными силами.
От партийной ячейки оторвалась, партийных обязанностей не выполняет. Постановлением бюро парткома Кемрудника от 3 октября 1931 г., протокол № 26, тов. Фролову исключили из партии. (Докл. Тов. Суслов. Тов. Фролова присутствовала).
Высказались: Тихонова, Шведов, Мануйлов.
Постановили: Постановление бюро парткома Кемрудника от 3 октября 1931 г., протокол № 26 - подтвердить. За связь с родителями-лишенцами, несогласиями с мероприятиями Советской власти и партии по отношению к высылке её родителей, за оторванность от партии и как чуждого элемента Фролову А.И. из рядов ВКП(б) ИСКЛЮЧИТЬ […]

За ответ. секретаря парт. коллегии Гор. КК ВКП(б)
Подпись Суслов.
ГАКО. Ф.П-16. Оп.4. Д.12. Л.241.
Подлинник. Машинопись.
Лексика и орфография документа даны без изменения.
Источник
 
MargaritaДата: Суббота, 01.10.2022, 09:36 | Сообщение # 329
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
Личная история Климовых.

Документ № 20
Климовы (мать и дочь) родились и выросли в д. Барановке. Живут там же. Таисья Антоновна родилась в 1914 г., Валентина Дорофеевна - в 1936 г. Рассказ записала Лопатина Наталия в августе 1999 г. (спецэкспедиция фонда "Исторические исследования").

Таисья Антоновна - Ой, Валь, а с какого я ж года? Да, да! Я родилась в 1914 г. Родилась и всю жизнь прожила в Барановке. Нашей деревни уже более двухсот лет.
Я Вам сейчас всё расскажу. Расскажу, как мы жили в колхозе. Раньше нас молчать заставляли. А сейчас - всё можно!
В 1930 г. я вышла замуж. До 1937 родила троих девочек. А в 1937 г. моего мужика забрали в тюрьму. Он у меня ученый был, на ветеринара выучился. Сначала работал по специальности, а потом бригадиром пошел. В тюрьму его забрали как вредителя народа. Сказали, что будто бы у него где-то было не боронено. Мне с ним даже проститься не дали. Он только рукой мне махнул… и всё! Больше я уже его никогда не видела (плачет). А было мне тогда всего 22 годика. Мне одной пришлось растить детей. Я день и ночь работала, день и ночь (плачет).

Валентина Дорофеевна - Ну, мама, не плачь. Мы же выросли, не пропали.

Таисья Антоновна - Куда отправили мужа моего, я не знаю. Тогда много мужиков угнали из деревни, человек пятьдесят, не меньше. Гнали их пешком в тайгу. Никто потом не вернулся, и писем не было. Перед тем, как их угнать, к нам в деревню приезжал уполномоченный. Он и выискивал, кого по этапу отправить. Выискал! Забрали самых работящих мужиков.

Валентина Дорофеевна - Когда отца забрали, мне только годик был. Я отца не помню. Когда подросла, спрашивала об отце. Люди говорили, что он у нас был мужик справедливый, энергичный, грамотный. И еще говорили, что таких, как он, власть не любила, что вот таких как раз и забирала. Говорят, ту партию арестованных, в которой отец был, в Магадан отправили.

Таисья Антоновна - Их назвали кулаками. А какие они кулаки? У них семьи были большими, они работали хорошо. Поэтому у них всегда было что поесть и что надеть. А лодыри в бедняках ходили. Кто лодырь, тот, значит, не кулак? Хороший? И до 1937 г. раскулачивали. (1) Я замуж вышла в 1930 г., и мы с мужем жили с его родителями, то есть, со свекрами. А в 1931 г. их раскулачили. У них забрали всё-всё! Даже кадку самодельную вынесли. Ничего не оставили. С дедами ничего не сделали, видимо, сильно старые были. Но добро все забрали. А попробуй в преклонные года начни хозяйство с нуля! У кулаков все забирали. Скот в колхоз угоняли, а куда вещи увозили, не знаю. У кого были круглые дома (по кругу крытые) считался состоятельным хозяином, его забирали.

Валентина Дорофеевна - Я уже большенькая была, когда в 1940 г. у нас забрали амбар. Сделали его колхозным. Но ведь он же был наш. Мамка с отцом его заработали!

Таисья Антоновна - Сколько я работала! Я же одна детей растила (плачет). Работала в колхозе дояркой. Но это только считалось, что дояркой. Днём коров дою, а ночью иду молотить или ещё куда пошлют. Вот так я страдала всю свою жизнь…

Валентина Дорофеевна - Когда отца забрали, старшей сестре Ленке было 6 лет, а мне, младшей, всего годик. Мы нашей мамки почти никогда не видели. Она все время на работе была. Одно время мы со стариками жили, но они умерли. Ленка у нас вместо мамки осталась. Мы ее слушались. Строгая такая. Сейчас понимаю, что у нее и детства-то и не было, все за нами ходила. А в 1941 г. она уже ходила полоть колхозное поле. А было ей тогда всего 10 лет.

Таисья Антоновна - Ленка у меня молодчина, во всем мне помогала. Я пойду на работу, дам ей норму, что сделать по хозяйству нужно, все сделает. Молодец!
Валентина Дорофеевна - Она у нас молодец!

Таисья Антоновна - Денег в колхозе нам не давали. Жили в бедноте. Ели картошку да траву всякую. Такая трава у нас росла - вся в мягоньких шишечках. Мы её пестиком называли. Сейчас она уже почему-то не растет. Мы из пестика и хлеб пекли, и сушили, и сырым ели. Прежде чем коровам дать сено, мы его перебирали, отбирали сухую траву и варили для себя заварюху. Иногда туда добавляли молоко и муку. Какая-никакая, а всё-таки еда. Одеть и обуть нечего было. Сами пряли и ткали. Холщевую одежду носили. Зимой резиновые чуни наопушняешь (то есть, затолкаешь туда овчину) и носишь. А колени тряпками обматывали, чтобы они не мерзли. На водопой зимой коров водили, сами делали прорубь. Помню, пригонишь их на ферму, а раздеться не можешь. Потому что вся одежда вымокала и застывала на тебе коробом. Ой-ой-ой, как жили! Конечно, я сильно уставала, очень тяжело было. Да только тогда молодая была. Всё нипочем казалось.
А знаете, хоть голодно было жить в колхозе, но весело. На работу и с работы с песнями шли. А почему так, не знаю. Наверное, песни были красивыми.

Валентина Дорофеевна - Я тогда маленькая была, так мне казалось, что так и надо. Хорошей жизни мы и не видели. Господи, подумать страшно. А что мы носили? Носили холщовые платья. Это почти что - из мешковины. После войны рабочие воровали на заводах ситцевые упаковочные мешочки и продавали на базаре. Люди покупали и шили из них одежду. Помню, мамка купит их и нашьет таких красивых платьишек. Оденет меня, как куколку.
Корову мы всегда держали. Но нас налоги просто душили. Это даже я помню. До 1953 г. налоги были страшные. А своё хозяйство держали потому, что какие-то крохи все равно перепадали. Мебели, считай, у нас не было. В доме стояли лавки, стол и кровать. Их еще отец сделал. И всё! На кровать клали матрацы, набитые соломой. Укрывались самотканными одеялами, а зимой - шкурами. Блохи нас заедали, которые в этих шкурах заводились. Хотя в доме мы всегда чистоту соблюдали. Как мы с блохами только не боролись. Не было от них спасения. Только в 1957 г. появился дуст. Тут блохам и конец пришёл.
Мы жили так же, как и все в округе. Хоть наша мамка всегда в передовиках ходила.

Таисья Антоновна - Да, у меня и медали есть. Когда первую давали, думала, денег дадут. Нет, не дали! А зачем мне эта медаль? Медаль разве поможет? Правда, уже после войны дали мне швейную машинку "Подольскую". Тогда на них дефицит был большой. Вот это была награда так награда!
У нас считалось, что в колхозе хорошо живётся конторским. Кто в колхозной конторе или сельсовете работал, тот и жил хорошо. Не то, что мы, трудяги! Конторские всегда людей подъедали. Уж, шибко хорошо они людей ели, им все доступно было.
А мы, вот, не выучились, чтобы конторскими сделаться. Тогда нас родители не пускали учиться. Нам, девкам, прясть и ткать нужно было. А потом работала всю жизнь, некогда было учиться. Я совсем неграмотная.
Хорошего в своей жизни ничего не помню. Всю жизнь работа, работа, работа! И всю жизнь, с 22 лет, одна живу, без мужа… (плачет).
А дети у меня хорошие, всегда мне помогают! До сих пор обо мне заботятся.

Примечание:
1) В 1935 - 1937 гг. сохранившихся единоличников раскулачивали и судили фактически беспричинно:
"Тревога" -
специальный выпуск Тисульской районной газеты "Сталинская трибуна" о суде над саботажниками хлебосдачи в районе.
3 октября 1936 г.
с. Тисуль

27-28 сентября в селе Преображенке проходил процесс над контреволюционными саботажниками хлебоуборки и хлебосдачи. Процесс вела специальная коллегия Краевого суда. На скамье подсудимых группа единоличников в количестве семи человек, организовавших злостный контрреволюционный саботаж хлебозаготовок. Единоличники: Декало Т.А., Шепель Д.П., Кузьменко С.Ф., Осипов И.С., Тишко М.Б., Дзебо С.П., Орёл С.М. под руководством Декало и Шепеля организовали саботаж хлебосдачи. Ни один из них, имея посевы, не сдал ни килоограмма зерна государству. Обмолот хлеба производили тайно, обмолоченные снопы составляли в суслоны и прикрывали сверху немолоченными, создавая видимость, что хлеб якобы не молочен, а зерно тайно, ночью увозили домой.

Их примеру последовали другие единоличники. Молотили также хищническим способом, не сдавая ничего государству. Из 908 центнеров по обязательствам, единоличники не сдали ни килограмма. Они десятками писали заявления, подговаривая женщин и стариков, чтобы те делали то же, посылали ходатаев в Край, стараясь сами стоять в стороне незамеченными. Группа вела свою подлую подрывную работу против советской власти, всячески стараясь дискредитировать её, игнорировали закон о хлебопоставках сами, не выполняли их, организовали группу антисоветски настроенных элементов, проводили нелегальные собрания, где обсуждали вопросы как лучше навредить советской власти. Своё влияние они старались распространить и на остальных единоличников и отсталую часть колхозников села Преображенки, вели систематическую контрреволюционную агитацию.

Суд приговорил:
Декало Т.А., к высшей мере наказания - расстрелу с конфискацией лично принадлежащего ему имущества.
Шепель Д.П. на десять лет тюремного заключения, с поражением в правах на три года и с конфискацией лично принадлежащего ему имущества.
Кузьменко С.Ф. к 8 годам тюремного заключения с поражением в правах на три года и с конфискацией лично принадлежащего ему имущества.
Осипов И.С. и Тишко М.Б. - к семи годам тюремного заключения с поражением в правах на три года и с конфискацией лично принадлежащего им имущества.
Дзебо С.П. и Орёл С.М. к 5 годам тюремного заключения с поражением в правах на три года и с конфискацией лично принадлежащего им имущества.
Приговор общественностью встречен с одобрением.
ГАКО. Ф.П-40. Оп.1. Д.4. Л.95.
Подлинник. Типографический экземпляр.
Лексика и орфография документа даны без изменения.
Источник
 
MargaritaДата: Среда, 12.10.2022, 18:13 | Сообщение # 330
Генерал-полковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 1099
Статус: Offline
Личная история Дмитриевой Нины Дмитриевны.

Документ № 21
Дмитриева Нина Дмитриевна родилась в 1914 г. в д. Синяево Новосибирской области. Живет в Прокопьевске Кемеровской области. Рассказ записал Минор Дмитрий в январе 2000 г.

Семья моих родителей была по тем временам небольшая: всего 6 человек. В моей собственной семье ещё меньше - 4 человека.
Коллективизация в моих детских воспоминаниях связана с опасностью голода. Я помню боязнь родителей потерять хозяйство, скот, землю. Для них эта потеря воспринималась как неизбежный голод.

До коллективизации деревня была другой. Вернее, другими были люди. Они друг другу помогали, как могли, доверяли. Делились с соседями последним. Жили общиной. Украсть у ближнего…, такое и в голову никому не приходило.

Когда пришли колхозы, всё собственное у хозяев отобрали. Оставить себе можно было только столько, сколько хватало, чтобы кое-как выжить. Крепкие хозяйства уничтожались. Родители и их соседи попрятали от колхозов всё, что могли. Но скот не упрячешь, землю - тоже.

Руководили всем этим бедняки. Во время раскулачивания отбирали скот, инвентарь, утварь, запасы зерна, муку, землю. Всё это становилось коллективным. От раскулачивания страдали не только крепкие хозяева, но и бедняки. Ведь они остались без своего кормильца, без работы. Некоторые из них добровольно уходили за своими хозяевами в ссылку. Кулаков ссылали, в Томскую область в Васюганье или Нарым. Разрешали им брать только то, что могло уместиться на одну телегу. Некоторых из них отправляли в тюрьму. Переписка с ними была запрещена. Это знали все.

Коллективизацию проводили бедняки. Они возглавили колхозы. Но какие из них хозяева!? Они хозяйствовать не умели, своё-то хозяйство содержать не могли. Поэтому колхозный скот пал, инвентарь разворовали.

Бедняками люди были по двум причинам. Чаще всего это были многодетные семьи, где кормильцем был только один отец, и у них почему-то было мало земли. Сколько бы он не работал, семья разбогатеть не могла. Но такие семьи хоть и были бедными, никогда не голодали. У них была какая-то своя скотина, и они, как правило, работали на кулаков и получали продукты за работу. К ним в деревне относились с сочувствием, не обижали. Но были в деревне и другие бедняки - пьяницы и бездельники. Таких - деревня не любила
Для создания колхоза применялись только насильственные методы. Добровольно никто туда не шёл. Тех, кто протестовал, сажали в "холодную". Посидев там, люди больше не осмеливались протестовать. Тяжело было видеть крестьянину, как руководили колхозом. Руководили безграмотно, не по-хозяйски. Собранный в общее стадо скот в большей части был испорчен. Дойка производилась всегда не во время, коровы ревели. Поэтому и был падеж скота. Иногда женщины, крадучись, находили в общем стаде своих бывших коров и, жалея их, выдаивали молоко на землю, чтобы оно не распирало вымя.

Активистам колхозов, которые были из бедняков-бездельников, не было никакого доверия. Особенно из-за того, что те не могли руководить колхозом по-хозяйски. Некоторых из них у нас убили, сожгли их дома. Многие в деревне были уверены, что всё это безобразие с колхозами не надолго, что это очередная временная затея властей. Так что, особого доверия к колхозам у крестьянина не было.

До коллективизации жили весело. Гуляли свадьбы, строили дома, жили в достатке. Но пили с умом. Много пьяниц не было. Во время коллективизации люди пролили очень много слез. Ведь убивали кормильцев - мужиков.

На работу колхозники выходили с зарей. За их работой следили бригадиры. С поля нельзя было взять ни колоска, ни семечка. На трудодни мы почти ничего не получали. Поэтому и воровали колхозное добро. Но воровством это не считали, так как мы сами его и производили. Добро колхозное мы считали "ничьим", а, значит, - его можно брать. У нас в колхозе такую хитрость придумали: пшеницу, просо, ячмень сеяли полосками, между ними - горох. Он быстро поспевал, и вор, придя на полоску, рвал только его, сохраняя зерновые.
Большинство людей очень хотели вернуться к доколхозной жизни, к прежнему укладу жизни. Колхозы им были не по нутру. За коллективное хозяйство душа ни у кого не болела. Общее оно и есть общее. Люди чувствовали, что в колхозе их обворовывают, поэтому они и живут нищими. Уехать из колхоза было нельзя: не давали паспортов. Да и не было специальности, чтобы в городе зарабатывать себе на жизнь. Но в нашей семье все братья и сестры постепенно уехали.

Колхознику разрешали держать свое хозяйство. Однако оно было очень маленьким: держали всего одну корову, несколько кур, уток, пару овечек. Инвентаря в таком хозяйстве не должно быть. Разве это хозяйство?

Лучше всех в колхозе жили председатель, бригадир, конторские работники. Наш отец был председателем колхоза, поэтому все его дети получили образование. В остальных семьях такого не было.
Когда началась война, люди пошли защищать родину. Но вернулось не больше 15-20% . В каждой семье погибло 2-3 человека.

Незадолго до войны в стране было объявлено о всеобщем образовании. Заставили учиться в ликбезах даже взрослых. Дети учились охотно, но родители не всегда отпускали их в школу, так как некому было работать. Были у нас и клубы. Молодежь туда ходила охотно. Клубы были созданы для того, чтобы люди не бежали из колхозов и не посещали церковь. Дров для клубов не давали, поэтому там всегда было холодно, и люди перестали их посещать. Да и то сказать! Клуб - не церковь. В церковь люди ходили охотно. Там у них наступало успокоение, забывалось всё плохое.

О политике родители не говорили из-за безграмотности и из боязни сказать лишнее о Сталине, партии, правительстве. Ничего о них не знали. Сталина, например, они считали Богом.

В годы реформ жизнь изменилась в худшую сторону. Деньги, накопленные на старость и смерть, были отобраны государством. Пенсия мизерная, и прожить на неё невозможно.
Деревня не может выбраться из нищеты потому, что нет законов, которые бы защищали крестьянина. На крестьянское хозяйство всегда были непомерные налоги, поэтому подняться было невозможно.

Но самое главное состоит в том, что люди разучились работать на земле и запились. О, как запились!
Источник
 
Поиск:

Архангел МихаилВойна на НебеОбстрелКак погибла СпартаГеоргий Победоносец

Copyright Сандра Римская © 2013 - 2024 Сделать бесплатный сайт с uCoz